Он вспоминал, как они много лет назад только приехали сюда. Это была ее первая поездка заграницу и первый пляжный отдых, оттого она восхищалась всем: красотой отеля и их номера, завтраками у бассейна, самим бассейном, раздетыми купальщицами, количеством лежаков на берегу, и даже ключом от их номера, с тяжелым металлическим круглым брелком. Ему и сейчас казалось, что он помнит все так ясно, в таких подробных деталях, именно потому, что она так ярко обращала на них внимание.

Она каждый вечер обещала ему встать рано утром, чтобы пробежаться по утреннему берегу, пока солнце еще не так сильно греет и на пляже не так людно, и каждое утро сердито сонно отнекивалась на его попытки ее разбудить. Он никогда не настаивал, и они долго еще лежали, запутавшись в белой простыни, наслаждаясь сновидениями, друг другом и солнечными лучами. С открытого балкона доносились голоса отдыхающих, радостные крики детей и шум волн. За несколько минут до конца завтрака он будил ее, и они шли завтракать. Она стыдливо ему улыбалась, хорошо понимая, что нельзя было проспать такое чудесное утро. И каждый следующий день начинался с этой улыбки.

В первый же день они загорели так, что все следующие дни пытались спрятаться от назойливого солнца. Она не любила воду и не умела плавать даже после всех его попыток ее научить. В море она окуналась один раз за весь день и после любила проводить время у бассейна гостиницы. Вода в море ей казалось очень соленой. Он вспомнил, как она в первый день подбежала к нему и с ужасом стала говорить о том, что все ее тело покрыто чем-то белым. Он испуганно сказал, что это какая-то сыпь и ей срочно нужно к врачу. А после долго смеялся над ее обиженным лицом, когда уже рассказал, что это просто морская соль.

Людей у бассейна было много. В основном взрослые пары с детьми. Они были самыми молодыми в этом отеле, чем он тогда был очень недоволен. Из всех постояльцев он помнил только одну женщину, немку, которая жила в отеле с сыном. Каждый день немка проводила на лежаке у бассейна, загорая в одних шортах. Это были довольно длинные шорты, и сложно было представить, как выглядит ее уже черно-коричневое загорелое тело без этих шорт. Но немка продолжала загорать. К ней часто подходил бармен, коренастый итальянский мужчина с пузиком, с бабочкой и в жилетке, спрашивая, не хочет ли она чего-нибудь выпить. И она долго общалась с ним на итальянском; она и была итальянкой, но еще в начале они решили, что она немка, и так и продолжали думать. Было забавно наблюдать, как бармен пытался не смотреть на голую грудь немки, но у него это плохо получалось. Сын ее, мальчик лет пяти, в светлом каре, с большими широко расставленными голубыми глазами, гулял один около бассейна и разглядывал играющих с родителями детей, очень редко подходя к матери. Особенно они невзлюбили немку после того, как увидели ее с барменом поздно ночью в баре, а мальчика в холе гостиницы, рассматривающего гостиничные журналы.

Поплавав в бассейне, они поднимались в номер, где он целовал ее нагретое солнцем тело и она устало, разморенная жарой, принимала его жаркие ласки.

Он вспомнил, как по вечерам они гуляли по улице, тянувшейся по всему берегу, усеянную отелями, магазинами, ресторанами. Перед выходом она долго крутилась перед зеркалом, подбегала к нему, спрашивая его мнения, всегда положительного, и, несколько раз переодевшись, стоя в открытой двери, выражала недовольство его медлительностью. После они не спеша гуляли по бесконечной улице в поисках ресторана, разглядывая прохожих и держась за руки. В ресторане они тихонько чокались своими бокалами, ее – с красным вином и его – с ядовитого цвета содой, улыбались и разговаривали. Он совсем не помнил, о чем они тогда говорили, скорее всего, о чем-то совсем не важном, пустяковом, но близком им обоим, а может быть, они обсуждали будущее своей маленькой уже семьи. Она часто смотрела на свои руки, поправляя непривычное еще кольцо, и, довольная, показывала ему белую полоску на пальце под кольцом, нетронутую солнцем.

Мимо него прошли две девушки, он привычно заинтересованно посмотрел им вслед, посмотрел на часы, и медленно направился к отелю. У бассейна, как и тогда, было много людей, только сейчас ему казалось, что все они совсем молодые. И непривычно было не видеть немки у бассейна. Вдруг он обернулся, услышав детский крик, и тут же счастливо улыбнулся, присел и расставил широко руки, чтобы поймать бегущую к нему девочку. Она подбежала к нему и, подпрыгнув на своих маленьких упругих ножках, крепко его обняла. Он поднялся, обеими руками прижимая ее к себе. Она в нетерпении оторвалась от него и, поправляя со лба всей ладошкой, как обычно это делают маленькие дети, свои растрепанные кудри, стала говорить со сбившимся дыханием:
– Деда, а мы знаешь что сегодня купили?
– Что? – не переставая улыбаться, спросил он
– Мы купили мне новый купальник!
– Правда?! А мне покажешь?
– Покажу, – сказала она и тут же стала задирать свое платьице.
Он поставил ее на землю и помог ей снять платье.
– Ой, какой красивый! А кто выбирал? Ты или бабушка?
– Я выбирала, – и тут же обернулась на крики детей в бассейне.
– Хочешь поплавать?
Она молча несколько раз махнула головой и тут же побежала к играющим детям.

Он восхищенно смотрел на нее, как она подошла к детям и стала что-то быстро говорить, наверное, про новый купальник. Ей было четыре года, и он считал, что это самый красивый ребенок на всем свете. Вдруг он обернулся, заметив ее, входящую с задней стороны отеля. Такая же красивая, в белом льняном платье, с собранными в узел густыми волосами, с ровным загаром на лице и с сияющими глазами, она подошла к нему, молча обняла, быстро нашла глазами ребенка, улыбнулась и сказала:
– Показала уже?
– Да. В первую же секунду. Вся в Лизу.
И все так же обнимая и целуя ее волосы:
– Пойдем сегодня вечером окунемся?
– Нет, ты что, я уже сегодня купалась. Не хочу больше в воду.
– Знаю, знаю, – поспешил сказать он и тихо добавил, – Ты совсем не изменилась, – прижимая ее к себе.