альбомы

У нас в семье было три фото-альбома. Первый «мамин» (мы так его называли) – большой вертикальный с бархатной желтой обложкой. В нем были собраны фотографии маминого детства, юности, и наши семейные фотографии. Второй «папин» – маленький в твердой темно-синей обложке и с твердыми толстыми страницами, которые скрипели, когда открывались. На первой странице была фотография очень молодого папы – темный фон, классический поворот головы, задумчивый взгляд. Я никогда папу таким не видела – без единого седого волоса. Мама говорила, что и она его никогда таким не видела: когда они поженились, ему было двацать семь и он уже был совсем седой. Плохие гены, которые из всех детей передались только мне. В папином альбоме было много его университетских фотографий и еще больше фотогафий его семьи – родителей, братьев, сестры. В отличие от маминого альбома, здесь все фотографии были на своем месте, правильно вставленные уголками в положенные отверстия. В мамином же альбоме творился хаос: почти на каждой странице было больше фотографий, чем могло поместиться, нередко одна фотография была спрятана за другой, и было много фотографий, который просто лежали между страницами и часто выпадали и вставлялись назад уже в другие страницы. Мамин альбом рассматривался чаще других именно из-за этого хаоса – всегда была надежда, что найдешь какую-нибудь новую запрятавшуюся фотографию. Третий альбом был «наш» – большой горизонтальный синий альбом с детскими и семейными фотографиями. На первом развороте были аккуратно вклеены четыре детсадовские фотографии сестер. Я очень любила смотреть на эти фотографии и замечать мелкие детали, почему мы такие разные. Как и в любой семье, внутри семьи мы считались абсолютно непохожими друг на друга, тогда как все остальные считали нас очень похожими. Я всегда удивлялась, когда в школе незнакомые мне люди, спрашивали не сестра ли я Магомедовой Муминат. Удивлялась, потому что не могла понять, что они нашли общего между мной с мамиными глазами, папиными бровями, носом и ртом от бабушки с маминой стороны, и Мумой, у которой глаза и брови были папины, а нос и рот бабушкины с папиной стороны. Из всех четырех фотографий моя мне нравилась меньше всего: у меня не было телефона в руках, как у старших сестер, волос почти не было, бант скошен, надето чье-то чужое красное платье, потому что воспительница решила, что мое платье слишком простое для фотографии, и, наконец, потому что из всех четырех сестер одна я не улыбалась на фотографии, а смотрела букой – еще бы, в чужом платье.

Альбомы хранились в шкафу на втором этаже. Когда приходили родственники, соседи, одноклассники, я быстро спрашивала маму, уже приготовившись бежать: «Мам, можно альбомы покажу?», – мама кивала головой, и я бежала на второй этаж. Обычно я приносила все три альбома. Просмотр всегда начинался с «нашего», потому что там было много фотографий меня. Как и все люди, среди всех фотографий и лиц, я внимательнее смотрела на себя и показывала только себя. «Ой, а посмотрите, какая я толстенькая была», «А вот эта кофточа была моей любимой. Она желтая, но здесь не видно». Если тот же альбом показывала сестра, то комментарии были совсем другими – «А вот здесь мне только три года» или «Какая у меня здесь юбка ужасная!» Когда мы все вместе показывали альбом – обычно тетям, то мы разрывали тету на части, чтобы она обратила внимание на каждую из нас. «Мамин» альбом я обычно приносила своим друзьям только для того, чтобы показать, какая красивая была мама в молодости. Помню, как я однажды сидела рассматривала альбом с мамой, и сказала:

– Мам, ты такая красивая была! А почему ты моделью не стала?
– Дура, какой еще моделью, – ответила мама.

«Папин» альбом я открывала редко, потому что он казался самым скучным, особенно для моих подружек. Правда, в старших классах, я стала его чаще показывать, потому что там была фотография папиного брата в молодости по пояс голого, красивого накаченного.